Его звали Арман Рожер. Они выросли вместе, Арман был на два года старше Эрвина, и еще месье Рожер оставался отъявленным бонапартистом. Его мать, дама благородного происхождения, сочеталась браком с неким Жюлем Рожером, человеком незнатным, зато храбрым. При Наполеоне Бонапарте Рожер дослужился до полковника, но погиб во время зимней кампании, когда французская армия покинула горящую Москву и отступала к Смоленску, подвергаясь лишениям. Голод, холод, беспрерывные стычки с партизанскими отрядами и с дозорными регулярной русской армии, в одной из которых и погиб полковник Рожер, — вот что узнал сам Арман из немногих дошедших до него писем отца и от тех, кто сумел выжить.

После того, как Жюль Рожер не вернулся из военного похода, а империя Бонапарта потерпела крушение, семья Армана впала в глубокую бедность. При Реставрации бонапартисты подвергались жестоким преследованиям; все, кто выступал на стороне бывшего императора, лишались своих имений и постов. Из нищеты госпожу Рожер вытащил барон Редлих-старший. Арман вырос с той мыслью, что Редлихи — их благодетели. Благодаря им, сначала отцу, а потом сыну, его сестры получили достойное воспитание и вышли замуж, сам Арман стал офицером, причем его прошлое и происхождение были забыты. Указом короля его матери вернули девичью фамилию и титул, хотя сам Арман предпочитал именоваться, как и раньше: месье Рожер. Но свои убеждения ради матери и сестер он предпочитал хранить в тайне. Конрад Редлих, отец Эрвина, хотел, чтобы мальчики были друзьями.

Так же, как сам он заботился об образовании Эрвина, Арман Рожер заботился о том, чтобы его друг развивался физически. Сам Арман блестяще владел и пистолетом и шпагой, был вынослив, силен, отлично держался в седле и предпочитал проводить время в зале для фехтования или в манеже. Эрвин, который в раннем детстве не отличался здоровьем, благодаря усиленным тренировкам под руководством своего друга, достаточно окреп и тоже кое-чему научился, хотя он признавал первенство Армана во всем, что касалось физических упражнений и владения оружием.

Барону Редлиху ничего не стоило сказать Арману о том, что у него есть соперник, и этот соперник — бретер. Арман Рожер был бы месье Соболинскому достойным противником на дуэли, какое бы оружие они ни избрали. Но барон предпочитал не вмешивать в свои личные дела посторонних. К помощи Армана он прибег лишь в том случае, когда другого выхода не нашлось.

Они встретились на следующий же день после того, как было решено, что в конце февраля Александрин поедет за сыном. Нельзя было терять драгоценного времени и следовало выезжать уже через несколько дней.

— Арман, мне необходима твоя помощь, — без обиняков сказал барон Редлих, когда месье Рожер вошел к нему в кабинет. — Я скоро женюсь…

— Наконец-то!

— Это говорит мне человек, который сам не женат!

— У меня, благодаря твоему отцу и тебе, много племянников и племянниц. Так что семья у меня большая, а вот тебе давно уже пора завести свою.

— Племянников и у меня хватает. Просто я долго не видел в свете женщину, которая могла бы составить мое счастье.

— Похоже, ты ее нашел! — весело сказал Арман Рожер.

— Да, но к нашему браку есть препятствия.

— Если бы речь шла о ком-нибудь другом, я бы поверил, — усмехнулся Арман. — Но ты, настоящий хозяин Парижа, на что ты-то можешь пожаловаться?

— Моя невеста иностранка. Она, Во-первых, не католичка. Но это-то препятствие как раз преодолимо. Не сразу, но я сумел ее уговорить поменять веру. Другое препятствие — ее сын. Он остался в России, в имении своей тетки, и его надо привезти сюда, в Париж.

Арман Рожер слушал своего друга с удивлением. Эрвин мог взять в жены любую девушку или женщину во Франции, причем без всяких препятствий! Поистине любовь не ищет легких путей!

— Ты прекрасно знаешь, что дела не отпускают меня из Парижа, — продолжал барон Редлих. — Я состою на службе, и это для меня крайне важно. Меж тем путешествие в Россию для Александрин небезопасно. Она ведь поедет не в столицу, а гораздо дальше, в свое имение. Я не знаю, что это за страна. Я уже послал туда своего человека, но он не вернулся и возвращаться пока не собирается. Ты мне кажешься более надежным. Ты поедешь с графиней и проследишь, чтобы она благополучно добралась до своей сестры. Но главное, Арман… — барон Редлих сделал паузу, после которой сказал: — Я хочу, чтобы она вернулась. Я ей очень дорожу.

— Тогда не отпускай! Дай кому-нибудь поручение, чтобы привезли ее сына. Пошли своих людей. Они привезут сюда мальчика.

— Это может решить и сделать только она. Речь идет о сыне русского вельможи, как я понял, о наследнике огромного состояния. Его отец занимал очень высокое положение. К Мишелю переходят все владения, титул, привилегии. Этот ребенок не просто ребенок, пойми. Вывезти его тайно из страны может только его мать… Арман, ты сделаешь это для меня? Ты поедешь с ней?

— Для тебя я сделаю все, что угодно. Хотя я начинаю сомневаться в твоем выборе. Эрвин, неужели в Париже мало достойных тебя невест?

— Я люблю эту женщину. Я скажу тебе больше: она уже моя. Или почти моя. Я люблю в ней все: ее красоту, ее ум, ее невероятную жизненную силу. Люблю ее смех, такой естественный, ее природную грацию и даже ее дерзость. Никто не позволяет вести себя со мной так. Но за это я люблю ее еще больше. Верни мне ее, слышишь? Я очень боюсь ее потерять.

— Хорошо, — кивнул Арман Рожер. — Клянусь тебе, что она вернется. Или мы оба не вернемся.

— Ну, тебя я верну в любом случае, — улыбнулся барон. — Ты подданный французского монарха, в то время как она нет. Но поедет она по французскому паспорту, под видом твоей сестры.

— Когда ты нас представишь?

— К чему тянуть? Сегодня. У вас лишь несколько дней на сборы. Чем быстрее вы отправитесь в путь, тем лучше. Что касается графини, она уже готова.

— Ну а я тем более, — усмехнулся Арман. — Я неоднократно видел ее, на Елисейских Полях и в театре. Она, бесспорно, красивая женщина, хотя я бы не сказал, что в ней чувствуется порода. Но зато это отличает ее от чопорных аристократок Сен-Жерменского предместья. Эрвин, я, как и все, полагал, что она лишь очередная твоя любовница…

— Я уверен, что, узнав ее ближе, ты меня поймешь. Но не слишком близко.

— Можешь не говорить мне об этом. Я человек достаточно благородный, чтобы понимать границы дозволенного.

— Тогда приглашаю тебя сегодня на вечер, к восьми часам. К тому времени все те, кто меня так раздражает, уже разойдутся. Поужинаем в семейном кругу: ты, я и она.

— Это весьма лестное приглашение. Что ж… Тогда до вечера!

…Александра не сразу поняла, что за мужчина будет ее спутником.

— К чему это, Эрвин? — сердито спросила она. — Ты, похоже, мне не доверяешь!

— Арман мой друг. Настоящий друг, в отличие от мнимых друзей, которые только что ушли. Он тебе понравится, вот увидишь.

На деле между Арманом Рожером и графиней Ланиной с первого же взгляда возникла взаимная неприязнь. Он нашел, что она слишком красива и не относится к тем женщинам, которые стремятся скрыть свою чувственность. В графине, на взгляд месье Рожера, было много от красивого животного, которое повинуется лишь своим инстинктам. Так, она инстинктивно кокетничала со всеми мужчинами, которых привлекла ее яркая красота. Арман всерьез забеспокоился за своего друга: не стал ли он жертвой своей чувственности? И что будет, когда сильное физическое влечение Эрвина к этой женщине пройдет?

Что касается Александры, месье Рожер показался ей человеком злым и завистливым. Внешность у него была малопримечательная, его одежду она не назвала бы не то что изящной, даже приличной. Похоже, месье Рожер уделял ей мало внимания. И руку Александры он поцеловал так неуклюже, будто делал это впервые в жизни — прикладывался губами к женским пальчикам. Клюнул, словно коршун, и тут же отпустил, отойдя на почтительное расстояние.

«Он меня боится… — подумала Александра. — Или… Эрвина?»